Тем не менее в немом кинематографе придавалось настолько большое значение типажности и естественной, натуральной фотогеничности, что подчас даже ведущие роли исполнялись не актерами, а типажами. Иной раз типажам приходилось попадать в неловкие положения. Так, например, гример мог подойти к типажу с целью подклеить его собственный ус, а после съемки по профессиональной привычке дернуть за настоящую бороду, полагая, что она является принадлежностью гримерного цеха киностудии и должна быть сдана ему по окончании съемки…
Естественность, натуральность морщинистого, старческого лица, лысины, бороды по-прежнему привлекает внимание кинорежиссеров, особенно для тех кадров, которые снимаются средним или крупным планом. Несомненно, типажи могут оказаться полезными, в частности, в тех случаях, когда их внешние данные по своим качествам помогают естественно охарактеризовать людей той или иной среды. Но в общем их место — все же в эпизодах, за пределами которых их теперь редко приходится видеть.
За последние десятилетия советские художники-гримеры в тесном сотрудничестве с крупнейшими артистами, создавшими выдающиеся художественные образы в звуковом кино, достигли значительных высот в своем творчестве.
Нахождение внешнего облика героя является одной из существенных предпосылок творческой работы актера над новой ролью в кино.
Помню, как в начале моего пути, когда мы приступали к съемкам фильма «Друзья», в котором мне предстояло играть осетинского крестьянина-бедняка Бету, я не мог продолжать начатую работу над образом до тех пор, пока не был найден подходящий грим. При помощи художника-гримера А. О. Анджана я испробовал более десятка различных вариантов. Наконец был найден удовлетворивший нас вариант, на котором мы и остановились. Густые волосы, облепившие все лицо чуть ли не до глаз, щетинистые усы, сливавшиеся с плотной, беспорядочно разросшейся бородой, надвинутая на брови папаха — все это определило внешний облик Беты, а вместе с тем помогло мне глубже войти в существо образа.
Многие часы своей актерской жизни я провел вместе с замечательным мастером грима А. О. Анджаном, который иной раз весьма вольно обращался с моим лбом, носом, подбородком. После того как я получал новую роль, мы встречались, я садился в кресло перед зеркалом, и А. О. Анджан принимался пристально меня разглядывать, изучая линии моего лица и ощупывая руками отдельные его части. Наконец он объявлял, что для новой роли его совершенно не устраивает мой подбородок, что его придется «убрать». Такие же замечания он делал то по поводу моих щек, то по поводу линии лба, нередко заключая свою экспертизу сообщением о том, что ему основательно придется поработать над всей моей головой.
С чувством теплой признательности вспоминаю неоценимую помощь, оказанную мне А. О. Анджаном в работе над историческими образами, при воплощении которых портретное сходство является одним из непременных условий успеха. Но тут же должен подчеркнуть, что как ни существенно внешнее сходство, все же само по себе оно еще ничего не решает. Хотя по условиям кинопроизводства та или иная роль окончательно закрепляется за актером после представления пробных снимков в гриме и, следовательно, с этой обязательной предпосылки начинается его более углубленная работа над образом, все же одно лишь внешнее сходство ни при каких условиях не может заменить того трудно определяемого сходства внутреннего, которое единственно способно вызвать в зрителе доверие к воплощенному актером характеру.
Работа актера в том или ином кинофильме в значительной мере предрешается в гримерной, в процессе поисков и лепки внешнего облика, порой в сочетании с труднейшей задачей достичь портретного сходства. Однако следует отметить, что это еще не определяет творческого успеха актера. Необходимо одухотворить и озарить грим внутренним светом образа — осветить его взглядом глаз, выражением лица, словом, дать жить той маске, которая нанесена на лицо посредством грима. Это — творческая задача актера, которому предварительно помогает художник-гример.
Не могу не добавить, что гримы А. О. Анджана отличаются столь тонкой отделкой, что даже на близком расстоянии утрачивают специфические особенности грима, свойственную ему нарочитость.
Помнится, как с целью проверить грим профессора Полежаева, его жизненную достоверность, я решился выйти на улицу и смешаться с толпой. Я шел размеренной старческой походкой, в гриме, под шляпой, и меня явно принимали за пожилого прохожего. Прогуливаясь по улице в таком виде, я зашел к своему другу, дирижеру Е. А. Мравинскому. Его мать, знающая меня с юных лет, приоткрыв дверь, не узнала меня и кратко ответила, что Е. А. Мравинского нет дома. Я был не опознан, а потому вполне удовлетворился таким ответом. Должен, однако, заметить, что грим профессора Полежаева отнимал у меня и А. О. Анджана много времени, и в общем за четыре месяца съемок «Депутата Балтики» я провел в кресле гримера более трехсот часов.
Но в горячие дни масштабных съемок массовых сцен оперативно быстрая работа мастеров, их помощников и учеников обеспечивает коллективную гримировку в относительно короткие сроки.
В «Петре Первом», при съемках эпизода Полтавского боя, надо было загримировать около полутора тысяч участников массовок, изображавших русских и шведских солдат. Происходила процедура, отдаленно напоминавшая мне процесс нашей коллективной гримировки по конвейеру для участия в «Юдифи»: так же несколько учеников поочередно вынимали из картонок усы и подавали их мастерам. Но в силу требования киносъемки задача коллективной гримировки значительно осложнялась. Каждому «солдату» надлежало надеть парик, причесать его и завить, подклеить усы и загримировать так, чтобы он выглядел вполне достоверным даже в том случае, если он попадет в кадр крупным планом.