Записки советского актера - Страница 131

131

Театр играл не только по вечерам, но давал и утренние спектакли, и театральная общественность столицы получила возможность посмотреть все наши постановки.

Со своей стороны и мы старались использовать каждый свободный час, чтобы ознакомиться с достопримечательностями Варшавы, с окрестностями города, а также посмотреть постановки столичных театров.

Первый спектакль, который нам удалось увидеть, — «Мещане» М. Горького. Игра актеров отличалась большой простотой и искренностью. В постановке сказывались лучшие традиции Московского Художественного театра.

Запомнилось скупое, но выразительное сценическое оформление, отмеченное рядом тонких, хорошо найденных деталей. «Мещане» идут в одной декорации, которая, не являясь натуралистической, давала очень правдивое ощущение среды и эпохи.

Затем мы смотрели «Грех» Жеромского, пьесу из жизни разорившейся мелкопоместной польской семьи. К сожалению, пьеса грешит мелодраматизмом. Однако спектакль был сыгран на очень высоком уровне. Режиссерский план отличался единством замысла, игра актеров была насыщена тонкими психологическими подробностями.

Нам удалось также посмотреть драму литовского драматурга Ж. Болтушица «Поют петухи». Пьеса рисует моральное разложение и распад кулацкой семьи. Игра актеров потрясла нас. В каждом акте были найдены отличные по выразительности, правдивые и остро запоминающиеся детали, помогавшие созданию нужной психологической атмосферы всей сцены. Каждый образ, резко вычерченный, производил сильнейшее впечатление.

В последние дни нашего пребывания в Варшаве для нас был устроен просмотр постановки «Горя от ума». Мы с волнением смотрели этот спектакль, отлично поставленный талантливым режиссером Домбровским.

Прервав на время гастроли в Варшаве, коллектив театра выехал в город Вроцлав. Разрушения в нем огромные. Если Варшава производит впечатление города, в котором еще немало развалин, то Вроцлав скорее оставляет впечатление грандиозных развалин, среди которых уцелели кварталы бывшего города. Но театр сохранился, и в нем шли спектакли. Интересна была встреча нашего коллектива с рабочими вагоноремонтного завода. Как выяснилось из беседы, большинство из них знало ведущих мастеров нашего театра по их выступлениям в кино, так что, представляя актеров, я называл фильмы, в которых они участвовали, и каждое из моих сообщений покрывалось гулом аплодисментов.

После Вроцлава мы дали несколько спектаклей в Катовицах.

Катовицы — промышленный район, цепь городков, соединенных трамваями, автобусами и поездами. Разрушений нет. Радостно кипит жизнь. Мы встречались с местными шахтерами и присутствовали на торжественном заседании, посвященном дню горняка, где министр горного дела, бывший забойщик, вручал ордена знатным шахтерам.

По окончании гастролей в Катовицах нас пригласили посетить и осмотреть Краков. Мы были очарованы красотой этого древнего польского города, его старинным королевским замком, его музеями и картинными галереями.

Старейший мастер польской сцены, великий польский артист Людвиг Сольский выразил желание сыграть для нас одну из лучших своих ролей — роль польского национального героя Тадеуша Костюшко в одноименной пьесе Теодора Дубовского.

Нам было известно, что Людвиг Сольский родился в 1855 году и что, следовательно, ему шел 97‑й год. Мы думали увидеть на сцене глубокого, дряхлого старца, и были совершенно поражены, когда на сцену вышел человек со стройной фигурой, живым взглядом, ясной речью и четким жестом. Когда стихла овация и началось действие, мы наслаждались тончайшим мастерством этого художника.

Когда опустился занавес, К. В. Скоробогатов и я прошли на сцену, чтобы приветствовать Людвига Сольского. Мы, между прочим, обратили внимание на то обстоятельство, что руки его были подгримированы, что с помощью грима им был придан старческий вид. Мы не ошиблись. Оказалось, что Сольский, не доверяя естественному виду своих рук, искусственно придавал им более старческий характер (хотя Костюшко, которого он играл, был на тридцать с лишним лет моложе актера, который воплощал его образ).

Вечером в Краковском театре шли «Таланты и поклонники» А. Н. Островского, и, таким образом, нам удалось в третий раз увидеть русскую классику на польской сцене. Все исполнители нам очень понравились, и по окончании спектакля мы дружески встретились и беседовали с ними за кулисами.

По возвращении в Варшаву наш коллектив сыграл последнюю премьеру — «Двенадцатую ночь» Шекспира.

По предложению Общества польско-советской дружбы я выехал на день в Лодзь для встречи с деятелями польской кинематографии, основная производственная база которой временно сосредоточена в этом городе.

В помещении Института кинематографии я сделал доклад о работе советского актера в кино и ответил на вопросы молодых польских кинематографистов, после чего мы просмотрели и обсудили три фильма, изготовленные студентами с большим вкусом и знанием дела.

Нас провели затем на съемки кинофильма, посвященного революции 1905 года в Варшаве, а вечером мы встретились с деятелями кино в просмотровом зале и, дружески беседуя, просмотрели смонтированные отрывки из готовящихся фильмов. Глядя на экран, мы попали на площадь Варшавы 1905 года, где рука об руку действовали польские и русские рабочие. С большим интересом мы просмотрели также отрывки из других фильмов. Польская кинематография прочно встала на путь социалистического реализма и больших социальных обобщений, выросли ее мастера, завоевавшие известность у миллионов зрителей.

131